Глава 5

Была еще одна причина, по которой Елизавета I Английская отказалась от брака, – это беременность; ведь роды – немалое испытание для женщины. В XVI веке смерть во время родов была довольно типичной историей, а королева Англии была осторожной, если не сказать трусливой.

Шотландия, век XVI

Мария Стюарт почувствовала, как толкается внутри ребенок, и улыбнулась: растет! Ей захотелось задрать тяжелый подол, подшитый снизу изнутри войлоком для пышности, и прижать открытые ладони к животу, улавливая руками слабые движения малыша. Но это невозможно: на ней, в соответствии с модой, аж две длинные юбки, еще более длинный шлейф, перчатки с маленькими разрезами, через которые видны богатые перстни. Королева оглядела свою округлившуюся фигуру в зеркало. Она была готова к приему послов.

Не о том мечтала королева Шотландии, когда выходила замуж за Генриха Дарнлея. Она рассчитывала, что он возьмет на себя часть ее забот по управлению страной. Стремясь разделить с синеоким красавцем не только ложе, но и власть, она сразу же после свадьбы издала приказ называть юного супруга королем. Мария тяжело вздохнула: мужчина, на которого она возлагала такие большие надежды как на помощника, союзника и опору, оказался совсем не пригоден для управления страной и решения государственных вопросов.

Ну какой он король? Она вспомнила, какие глупые вещи он говорил на заседании с лордами, как пренебрежительно и грубо прерывал ее, и щеки вспыхнули у королевы стыдным огнем. Совещания, заседания совета, государственные приемы для мальчика Дарнлея стали лишь поводом для самоутверждения и удовлетворения смешного тщеславия: он первый человек в стране, и все должны ему подчиняться! Даже королева!

Мария сама прошла испытание властью в 17 лет, когда стала королевой Франции при больном Франциске II. Нежный, любящий Франциск не мог ей быть помощником в государственных делах, и она в управлении государством старалась увязать интересы Франции и Шотландии и умело проводила политику, выгодную своей северной родине.

Но любимыми занятиями ее супруга остаются охота и балы. А у нее не то сейчас состояние, чтобы мчаться на лошади, отворачивая разгоряченное лицо от тяжелого ветра: королева носит в себе наследника трона, которого ждет страна. Шесть месяцев – это серьезный срок для беременности, женщине на таком сроке надо быть особенно осторожной, чтобы не случилось, не дай Бог, беды – выкидыша, ведь тогда можно и самой умереть.

Быстрое разочарование Марии Стюарт в своем избраннике никого не удивило, все только недоумевали, как она вообще могла так ошибиться в своем выборе. Решение королевы отстранить своего супруга от рассмотрения государственных вопросов всех королевских советников удовлетворило.

И чужеземные послы и шпионы поспешили сообщить своим государям, что слово «король» больше не произносится в Эдинбурге, а только звучит словосочетание «супруг королевы». А еще доносили, что влияния на политику супруг Марии Стюарт не имеет и что у заносчивого юнца роман с королевской фрейлиной, а все потому, что королева его в свою спальню не впускает.

Обо всем этом известно и личному секретарю Марии Стюарт Давиду Риччо. И ему досаждает чувство вины. Ведь это он способствовал браку королевы с пригожим принцем. Он, тайный папский шпион, знал, какие многоходовые партии разыгрываются вокруг грядущего замужества Марии Стюарт, и четко знал свою задачу – помешать ее браку с протестантом. С точки зрения Ватикана, католик Дарнлей был отличной кандидатурой в женихи шотландской королеве. С точки зрения Риччо, англичанин подходил еще и потому, что у Давида с Генрихом быстро сложились дружеские отношения. Когда английский принц прибыл ко двору, он даже спал в комнате итальянца. Поэтому, вовсю суетясь ради брака Марии и англичанина, Риччо видел в нем своего приятеля и рассчитывал, как минимум, на продолжение спокойной и богатой жизни при шотландском дворе. Ведь неизвестно, как бы все повернулось, выйди Мария замуж за дона Карлоса или Карла IX. Хотя нет, известно: свое влияние на политику он бы потерял.

Поэтому задним числом просчитывая упущенные варианты, Давид Риччо все-таки доволен. Да, Дарнлей оказался настолько туп, что сумел внушить отвращение к себе королевы и презрение окружающих. Но он, Риччо, стал более важной фигурой при дворе. Кто стал первым советником у королевы после бегства графа Меррея и лорда Мейтленда? Давид Риччо. Ему она доверила государственную печать и с ним делится государственными тайнами. По большому счету, он в выигрыше. Только жалко ему Марию, и не оставляет в покое чувство вины.

Он смотрит на невеселое лицо королевы за столом, и думает о том, как удивительно складывается жизнь: мог ли он, безродный музыкант из Пьемонта, рассчитывать на то, что запросто будет сидеть за королевским столом? Что перед ним будут заискивать лорды, а королева лично будет делать ему подарки? Конечно, так просто такие милости с неба не падают. Он много учился языкам, стихосложению, игре на музыкальных инструментах, он талантами и трудом обошел родовитых дворян.

Риччо с удовольствием обвел глазами комнату королевы, где проходил ужин: ковры, зеркала, на столе расписной фаянс, серебряные и золотые приборы. Тихо слезились свечи в тяжелых канделябрах. Рядом отделенная дверью находилась опочивальня королевы.

Взгляд у Марии Стюарт был отсутствующим. Она словно прислушивалась к чему-то неясному. Прислушивалась к себе. Такое бывает у женщин, находящихся в «интересном положении». О, мадонна! Как королева светла и прекрасна! Как сладка и туманна ее улыбка!

Итальянец не услышал, что говорила сводная сестра королевы, он встрепенулся, когда она, удивленная, нетерпеливо несколько раз ударила вилкой о бокал.

Риччо взял лютню и бархатным баритоном запел о любви в вечно солнечной стране. Он остановил взгляд на королеве. А ведь он, Риччо, нравится ей! Словно со стороны, увидел он свое смуглое лицо, столь отличное от бледных шотландских, и большие черные глаза. Он знал, как они жгут женские сердца, он знал, как пьянит женщин его голос. И голову Риччо закружили опасные мысли: Мария Стюарт несчастлива в браке, почему бы ему не попробовать ее утешить? И Риччо вдруг стало жарко. Он никогда не позволял себе думать о королеве как о женщине, понимая, что это смертельная игра. Но кто ему может помешать? Надо только дождаться родов. Когда Мария Стюарт разрешится от бремени и поправит свое здоровье, тогда он попытается завоевать не только ум и уважение королевы, но и ее гордое сердце. Ее гордую душу. Нет, ничего не получится. Риччо испугался дерзости своих мыслей, и ему стало стыдно за свои непристойные мечты. Он почувствовал себя осквернителем святыни.

Неожиданно дверь, отделяющая комнату от королевской опочивальни, распахнулась, и на пороге появился Генрих Дарнлей. С короткими приветствиями он прошел к столу и занял место рядом со своей венценосной супругой. Умному итальянцу показалось, что король старается не смотреть на него. Взгляд Дарнлея как-то нехорошо проходил мимо Риччо, словно не было его за столом, и улыбка у короля была странная: напряженная, злая и немного испуганная. Риччо отложил лютню в сторону, ощутив слабое беспокойство.

И вновь распахнулась дверь, явив на пороге лорда Рутвена с обнаженным мечом. На стремительный недовольный вопрос королевы: «Что вам надо? Кто вас звал?» – лорд глухо ответил, что пришел за «трусом-итальянцем», а звал его король.

Сердце у Риччо оборвалось. Словно в жестоком кошмаре, он увидел, как следом за Рутвеном один за другим стали входить в комнату вооруженные лорды. Итальянец сполз на колени и, разом забыв все языки, кроме родного, стал молить королеву о защите.

От охватившего его ужаса он не слышал, что говорила поднявшаяся из-за стола королева. Он увидел ее округлившийся живот, и в голове его заметалась удивленная мысль о том, что этот заговор и против королевы. Ведь любому ясно, насколько уязвима бывает женщина на этом этапе. Если заговорщикам нужен был только он, Риччо, то его можно было убить в любом другом месте. Они явились сюда в расчете на то, что королева не выдержит леденящей картины убийства, испугается мечей и крови. Как он мог так ошибиться в Дарнлее!? Дарнлей – безумец! Ведь он может стать убийцей своего ребенка, убийцей наследника шотландского престола! И ему потом не оправдаться.

Словно в дурном сне, увидел Риччо, как один из лордов направил пистолет на королеву.Итальянец закричал, и почувствовал на своей шее петлю, и вцепился одной рукой в веревку, чтобы ослабить давление, а другой пытался ухватиться за что-нибудь, чтобы задержаться на пути к смерти. Но ему отсекли пальцы и потащили по полу. Ощутив в себе нечеловеческую силу, он сопротивлялся, как мог, но это только разъярило убийц. Он знал этих людей и помнил, как заискивали они перед ним. Нестерпимая боль вошла в его тело, и Риччо закричал, и снова, и снова боль кромсала его, пока он не потерял сознание. Личный секретарь королевы уже ничего не чувствовал, когда его отяжелевшее, сплошь истыканное ножами тело неловко подняли грубые, липкие от густеющей крови руки и вытолкнули из окна покоев королевы. Бесформенным, кровавым мешком упал он, влажно чмокнув, на булыжники двора. Вскрикнули вороны, и завыли королевские собаки.

Пятьдесят семь ран насчитали потом в теле верного слуги Марии Стюарт, и единственный нож остался в одной из них – королевский.

Ила Опалова